26 февраля — Прощеное воскресенье. Нужно ли каяться перед теми, перед кем не виноват? Не введет ли мое прощение человека в заблуждение о своей «правоте»? Надо ли «простить себя» и как это делать?
Последнее воскресение перед Великим Постом, в этом году 26 февраля, – Прощеное. Но мало есть тем, которые вызывают столько вопросов, сколько вызывает тема прощения как тема отношений между людьми. Хочется мира, а бывает даже наоборот: смущение, недоговоренность, недоумения.
Отвечает священник Петр Коломейцев, декан факультета психологии МПИ святого апостола Иоанна Богослова, клирик храма Космы и Дамиана в Шубине.
Просить прощения значит — рисковать
Священник Петр Коломейцев. Фото: facebook.com/o.petr.kolomeitsev
— Вот семья, где есть как верующие, так и не верующие. И верующие просят прощения у неверующих в Прощеный день, а неверующие в ответ ничего не просят, а наоборот, привыкают, что это вот они все время прощают. И считают по умолчанию: раз просят прощения, значит, в чем-то и виноваты. Но не дает ли людям в этом случае мое прощение повод оставаться в заблуждении?
— Я представляю себе, как это действительно может иногда тяжело звучать, когда человек в Прощеное воскресенье говорит: «Простите меня Христа ради» и так далее. И в ответ получает: «Да уж. Это уж точно. Простить тебя тяжело. Ну да ладно уж. Так уж и быть, прощу, потому что все вы церковники такие». И в ответ у нас прощения не просят.
Но ведь мы и не для того просим прощения, чтобы тут же попросили у нас!
Мы же просим прощение не для того, чтобы потом сказать: «Давай и ты прощай меня». Или: «Давай, проси у меня прощения».
Главное в этот день — самим попросить прощения. Поэтому тут вполне можно быть готовым к такой односторонней реакции.
Конечно, получается, что мы очень непедагогично поступаем. Но дело в том, что прощение просится не из педагогических соображений.
Страх вот этой непедагогичности – это наш житейский, мирской такой страх: «А вот не останешься ли ты в дураках?
А вдруг ты попросишь, а у тебя нет? Что же получится тогда? Может, не стоит торопиться? А может быть, вообще он заслужил то, что с ним сделали?» И так далее.
Это, грубо говоря, как задаваться вопросом: мыть ли нам руки, если рядом с нами сядет человек с немытыми руками? Он сядет с немытыми руками, а мы будем как дураки с мытыми руками или с мытой шеей. То есть эта боязнь непедагогичности, она сродни боязни оказаться дураком с вымытой шеей.
Прося прощения, мы очищаем свою душу. Мы хотим, чтобы в ней не было обиды, потому что мы знаем, что эта обида в душе разрушительна, она для души вредна. Мы просим прощения потому, что мы знаем, что Господь сказал: надо каяться и надо прощать.
И мне кажется, в подобной ситуации каждый сам решает, мыть ему руки или нет, просить ему прощения или нет.
Не нужно держать обиды на тех, кто так и не попросил у нас прощения. В Писании написано: «Солнце да не зайдет в гневе вашем». То есть до захода солнца нужно самим стараться покончить с обидками. Не уходить ко сну, держа обиды, просто потому, что ты можешь не проснуться и так и уйти с этими обидами в вечность.
А если обидели близкого, слабого?
— Если обидели близкого, дорогого тебе человека, то прощать во много раз тяжелее. Легче простить, когда обижают тебя лично. Когда другого, то мы тут часто встаем на защиту: слабого, ребенка или родителей.
— Да, здесь мы бываем готовы и душу свою положить за други своя. И пророки обличали людей не за себя, а за Бога, за правду и справедливость. Пророка закидай хоть камнями, хоть грязью, — он пророк. К сожалению, камнями их довольно часто забрасывали. Но пророк заступается за обиженного, за оскорбляемого. Он обличает падение нравов, он обличает отпадение от Бога.
Заступаясь за других, мы проявляем справедливость. Важно только, чтобы мы действительно понимали меру, чтобы мы действовали не пристрастно: «мое обидели» и неважно, за что и про что, а понимали, что этот агрессивный человек действительно не прав.
Да, мы не можем простить обидчику то, что он сделал нашему ребенку или нашим родителям. Святым это бывало под силу. Вспомним Елизавету Федоровну, великомученицу, которая просила помиловать убийцу мужа, отменить смертный приговор. Вот она в данном случае действительно хотела, чтобы к человеку пришло осознание, покаяние, чтобы над ним была власть Божья.
Поэтому в таких вопросах мы можем обращаться к святым, которые смогли простить, к святой великой княгине Елизавете за молитвенной помощью, чтобы и мы тоже смогли заботу о человеческой душе обидчика поставить выше любой земной обиды.
Нельзя профанировать Божью заповедь о прощении
— Допустим, у человека был спор с другим и, рассмотрев все еще раз, человек не находит своей вины, неправоты. Но наступает Прощеное воскресение, и встает вопрос: просить ли в этом случае у того, с кем произошел спор, может конфликт, но где ты не чувствуешь самым искренним образом своей вины, — прощения? Ведь если попросишь, он решит, что он был прав, а ты так признаешь свою вину. Опять получается, что своим прощением ты вводишь человека в заблуждение. И сама ситуация искажается: ведь есть же правда ситуации, нельзя ей жертвовать.
— В таком случае, если вы все же решили просить прощение, надо объяснить, — за что именно.
Например, можно сказать: «Прости меня за раздражение, горячность, резкость в том нашем споре (если такое было), но свои действия я не считаю неверными.
То есть можно попросить прощение не за ошибочные взгляды или действия, а может быть, за немудрое решение спорить по этому поводу с тем, кто этого не может вместить, или за не очень тактичную форму спора.
— Бывает такое: мы с человеком год или больше не виделись, не общались. На Прощеное он звонит и говорит: «Прости меня, пожалуйста». Я его спрашиваю: «За что?». «Ни за что. Просто так надо». Это тоже странный момент, потому что, получается – поучаствовал в «ритуале».
— Если я с человеком целый год не виделся, а он, допустим, искал со мной встречи, я тоже могу попросить прощения за то, что мы не виделись. Человек хотел, искал этой встречи, а я так и не нашел время для него. Тут совесть подскажет.
Но если мы имеем дело с человеком неверующим или маловерующим, нам надо стремиться не поддерживать формальные, не наполненные смыслом действия, если он их со своей стороны инициирует. Нельзя профанировать глубочайшие божественные заповеди. Можно по ситуации как-то перевести разговор в неформальную сторону: попросить прощения самим – если вдруг чем обидел, ведь не все же мы сами видим и помним. Постараться дать понять человеку, что, по крайней мере, для вас – это очень неформальный момент, наоборот, очень важный и вот почему.
Что значит – примириться с самим собой?
— Митр. Антоний Сурожский говорил, что если человек сам с собой не в мире, ему трудно быть в мире и с окружающими, и с Богом. И примиряться надо по трем направлениям: с самим собой, с людьми, с Богом. Но не для всех понятно: как это примириться с самим собой?
— Примирение с самим собой – это очень важная часть нашей аскезы.
Примирение с самим собой – это примирение со своей совестью, которая нас обличает.
А это в конечном итоге означает примирение с Богом.
Есть слово «софрония» – согласномыслие или целомудрие, как у нас еще его переводят. Оно противоположно расколотому сознанию – схизофронии. На самом деле это и есть примирение с самим собой — софрония. Это когда у нас согласованы и мысли, и чувства с тем, как нас видит, как нас задумал Бог.
Схизофрония – расколотое сознание, то, что послужило для обозначения заболевания – шизофрения. Это как раз когда в нас есть непримиренные, не соединенные в гармоничное, целомудренное общее стороны, которые не дают нам покоя, раздирают нашу душу.
Поэтому на самом деле эти слова – примирение с самим собой – имеют очень глубокое аскетическое основание, связанное с целомудрием, с согласием, со спокойной совестью.
Конечно, примирение с собой – это процесс, длиной в жизнь, но нужно двигаться.
А бывает, эти слова воспринимаются с противоположным, антиаскетическим смыслом: как то, что нужно принять себя таким, какой я есть. Вроде «вот такой я уродился, таким меня Бог задумал, пусть он и отвечает за все». Это как раз та точка зрения, которая полностью искажает положение о том, чтобы быть в согласии с самим собой.
Очень часто происходит такая подмена, когда человеку предлагается «толерантно» принять себя греховного, себя падшего, себя ветхого, себя несовершенного и укрепиться в мысли о том, что если Бог создал тебя таким, то Он за это отвечает, а ты никакой ответственности за это не несешь. Это, конечно, неправильно.
Нередко в ином контексте та же фраза «о согласии с самим собой» воспринимается как призыв быть самим собой.
Например, Пер Гюнт хотел быть самим собой, а потом ему объяснили, что на самом деле он хочет быть не самим собой, а хочет быть самим собой доволен. А это очень разные вещи.
Согласовывать себя с Божиим замыслом о себе – это значит очень серьезно, умно, пристально и постоянно работать душой, сердцем, сверяясь с Евангелием, опираясь на помощь духовника, близких, которым доверяешь, которые желают тебе не житейского добра, а добра в Боге, которые видят в тебе и лучшее и недостаточное. А в противоположном смысле – это, наоборот, отказ от всякой духовной работы.
— Когда мы просим прощения на исповеди, исповедуя грехи, будут ли они потом упомянуты на Страшном суде так, чтобы о них стало известно всем-всем? Или все-таки то, что исповедано, в сем мы искренне каялись, будет вычеркнуто и больше не припомнится в вечности?
— Господь нам сказал: «Верующий в Меня не постыдится». То есть человек, который верит в Господа, не будет посрамлен. Господь эту веру не подвергнет поруганию. А старец Паисий Святогорец говорил: Благий Бог терпит нас с любовью и никого не выставляет на позор, хотя и знает, как сердцеведец, наше греховное состояние. Значит, надо просто верить, что это будет так, как лучше для нас.
Можем ли мы просить Бога о мести?
— На Масленицу советуют читать Апокалипсис, а там праведники в белых одеждах вопиют об отмщении. Как понять эту мысль накануне Прощеного воскресения?
— Тема прощения сквозит через весь Новый Завет, от Евангелия до Откровения святого Иоанна Богослова. Господь неоднократно призывает нас прощать своих врагов, дабы и Отец Небесный простил нам наши грехи. Нам заповедано молиться о наших гонителях и мучителях. Поэтому для многих читателей Нового Завета довольно странно встречать в Откровении строки, в которых праведные вопиют ко Господу, ожидая от Него отмщения за их кровь.
«И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святой и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их, и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число». (Откр. 6, 9-11)
Мы мало что знаем о Божией справедливости, но часто ее по видимости ищем: Мы негодуем: где же был Бог, когда случился взрыв террористов и столько невинных погибло? Почему Он не покарает какого-то страшного убийцу-насильника, а вот младенцы невинные умирают?
Очевидно, что наши представления и представления Божии о справедливости не совпадают.
В начале Великого поста мы поем 136 псалом со знаменитыми, шокирующими словами «Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»
Это вопль людей, находящихся в плену к Господу. Они говорят о том, что какое же счастье тому, кто будет орудием Божьего воздаяния. То есть это их, а не Божье, желание. Для них месть еще сладка.
А сам Господь в тех псалмах, которые передают Его прямую речь, призывает прощать врагов и любить недругов. Поэтому можно сказать, что действительно, человек со своей стороны вопиет к Господу о мести, а Господь призывает нас к прощению наших врагов.
И даже праведники Апокалипсиса в белых одеждах – одеждах чистоты и кротости — все еще не до конца праведны, на них еще действуют какие-то земные, человеческие чувства, они еще не постигли Божию любовь как милосердие и желание спасения «всякой твари».
И это естественно, это не должно удивлять: начинается суд Божий, последний суд, и он начинается, действительно, как суд, рассмотрение дел, мотивов, чувств и помыслов человека.
И любовь Божия еще не открылась во всей ее полноте и истине даже праведникам, даже тем, кто уже был в Раю.
Но любовь Божия не имеет ничего общего к «добренькому Боженьке». В этой любви милость и истина, правда и мир встречаются.
За каждую «слезу ребенка» будет уплачено. Как будет уплачено – мы не знаем, очень возможно, не так, как мы бы хотели. «Мои суды – не ваши суды», — говорит Господь.
Может быть, если рассуждать, те, кто принес зло другому, окажутся в положении тех, кто пострадал от из зла (не ситуативно, а по состоянию) — чтобы осознать, всем существом ощутить, — что чувствовал другой человек, какую они нанесли боль! Ведь здесь мы, причиняя кому-то страдания, часто даже жалеем о них и каемся, но не понимаем – что же чувствует другой человек, как ему теперь выбраться из этой боли, насколько он уже бывает покалечен.
И если кому-то удастся всем своим существом эту чужую боль ощутить как свою, изумиться, быть может, этому ужасу, ужаснуться самому себе – как это было можно! — то человек раскается, а значит – не погибнет, будет помилован Богом.
А может быть, именно чье-то прощение вызовет у них такое раскаяние, которое будет гораздо тяжелее, чем желание отмщения.
Для апостола Петра невыносимо было то, что он отрекся трижды от Христа. Он страдал, когда слышал, как Господь без укоризны, три раза спрашивал: «Любишь ли Меня?». И он ответил Господу: «Ты все знаешь, Ты знаешь, что – несмотря на мое отречение – я люблю Тебя». Потому что Господь знает душу каждого, здесь не будет уже никаких тайн, масок, уловок, как перед людьми, как часто перед самим собой.https://www.miloserdie.ru/
